«Меж обступающих громад –
Дом – пережиток, дом – магнат…»
В сентябре 1914 года двадцатидвухлетняя Марина Цветаева с мужем Сергеем Эфроном и двухлетней дочерью Ариадной поселилась в Борисоглебском переулке. Семья, сдав собственный особняк на Полянке, сняла просторную полутораэтажную квартиру № 3 в старинном доходном доме. Его расположение в Арбатской части Москвы, местах, с детства родных и Цветаевой, и Эфрону, необыкновенная планировка, словно в миниатюре воссоздающая разом и типичный старомосковский дом, и условный европейский замок, позволили Цветаевой впервые ощутить себя хозяйкой своего дома, с увлечением и фантазией обустраивать семейное гнездо. Столовая, детская, комнаты мужа и жены, гостевая комната, кухня, мансарда — места хватило и для маленькой семьи, и для друзей, и для прислуги. В доме были водопровод, электричество, телефон, черный ход и все удобства. Здесь Цветаевой предстояло прожить почти восемь лет — до отъезда в эмиграцию в мае 1922 года. В первые годы — до революции — гостеприимный Маринин дом очаровывал друзей прихотливым убранством, множеством старинных вещиц, огромным количеством книг, мохнатыми шкурами на полу, огнем камина и атмосферой игры и вдохновения, царившей здесь.
Поначалу вместе с молодой семьей поселилась и крестная Али, Е. О. Кириенко-Волошина, но через полтора месяца она переехала в «обормотник» на Малой Молчановке, 8 — там, в большой квартире-коммуне у сестер Эфрон и актеров Камерного театра Марии Гриневой, Елены Позоевой, Владимира Соколова Цветаева стала частой гостьей. Бывала она и в доме сестер Герцык в Кречетниковском, 13, и в квартире Софьи Парнок в Хлебном переулке, 8 — поэты познакомились той же осенью, а на Рождество вместе ездили в Ростов Великий. По протекции Парнок Цветаева впервые публикуется в периодике — в петербургском журнале «Северные записки».
М.И. Цветаева в доме сестер Герцык. На заднем плане — Н.А. Бердяев. Москва, 1915
Сергей Эфрон, в то время студент историко-филологического факультета Московского университета, имел отсрочку от призыва в действующую армию, но в марте 1915 года отправился добровольцем санитарной службы – около четырех месяцев он служил в санитарном поезде, вывозившем раненых с Западного фронта. Летом Цветаева отдыхала в Коктебеле и Святых Горах под Харьковом, на Новый год впервые приехала в Санкт-Петербург, по приглашению редакторов «Северных записок».
Автографы Т.В. Чурилина (1916) и М.И. Цветаевой (1920)
на авантитуле сборника Т.В. Чурилина «Весна после смерти»
Вхождением в столичный литературный круг, позже описанным в эссе «Нездешний вечер», начался для Цветаевой один из самых плодотворных годов – 1916-й. Осип Мандельштам, подписав Цветаевой свой сборник «Камень», весной не раз наведывался в Москву. Долгие прогулки двух поэтов вдохновили их на взаимные стихотворные посвящения. Цветаева познакомилась с Тихоном Чурилиным, которого считала одним из крупнейших непризнанных поэтов.
Автограф М.И. Цветаевой на титульном листе ее сборника
«Из двух книг» С.И. Чацкиной и Я.Л. Сакеру. СПб., 1916
Ему и новому другу, Никодиму Плуцер-Сарна, адресовано больше всего ее поэтических строк той весны. Летом Цветаева гостила у сестры Аси в Александрове – циклы «Стихи к Блоку», «Стихи о Москве», «Ахматовой», позднейшая проза «История одного посвящения» – плоды мощного и стремительного творческого роста того лета. Стихи этого года впоследствии составили увесистый сборник «Версты», изданный в Москве в 1922 году.
М.И. и А.И. Цветаевы с детьми Алей и Андреем,
С.Я. Эфрон, М.А. Минц. Александров, 1916
Роковой 1917 год для семьи начался с призыва Сергея Эфрона. Имевший до того отсрочку от военной службы, он был определен в школу прапорщиков, прошел начальную военную подготовку в Нижнем Новгороде и в Петергофе. Обстановка Февральской революции, разброд и падение дисциплины среди солдат глубоко огорчали его. В июле прапорщик Эфрон был зачислен в 56-й пехотный полк в Москве. Столкновения юнкеров с бунтующими солдатами продолжались, «Юнкерам, погибшим в Нижнем», посвящает стихи Цветаева.
13 апреля на свет появилась Ирина Эфрон. К осени в городе стало очень неспокойно, начались беспорядки и перебои с продуктами, семья решила перезимовать в Крыму. В октябре Цветаева в Феодосии, подыскивая квартиру на зиму, узнала о боях в Москве, в которых принимал участие Сергей Эфрон, и бросилась в Москву. Ее «Октябрь в вагоне» и его «Октябрь (1917 г.)» – лучшие свидетельства пережитого. Встретившись невредимыми в Москве, они вдвоем отправились в Крым, откуда Марина вернулась за детьми, но выехать обратно уже не смогла.
Приняв участие в Первом Кубанском («Ледяном») походе Добровольческой армии весной 1918 года, Сергей Эфрон пять месяцев провел в Коктебеле, лечась от возвратного тифа и безуспешно ожидая приезда жены с детьми. Поздней осенью он вернулся в 1-й Офицерский генерала Маркова полк, в котором состоял подпоручиком, и прошел всю Гражданскую войну вплоть до эвакуации из Крыма в ноябре 1920 года. Вновь встретиться супругам предстояло после почти пятилетней разлуки, уже в Европе.
Капитан С. Я. Эфрон. Галлиполи, Турция. 1921
По возвращении из Крыма в Москву Цветаева познакомилась с участниками вахтанговской театральной студии, которые и составили ее ближайшее окружение на два года, вдохновили обратиться к драматургии, воспеть их в стихах и увековечить эту короткую бурную пору в «Повести о Сонечке».
Лишившись средств к существованию после национализации банков, Цветаева в сентябре отправилась в Тамбовскую губернию – выменивать у крестьян вещи на продовольствие, а в ноябре поступила на службу в Комиссариат по делам национальностей, где проработала полгода; «Вольный проезд» и «Мои службы» – яркие зарисовки ее первого советского опыта. В ледяные зимы «военного коммунизма» Цветаева выстаивала очереди за пайком, рубила на дрова свою мебель красного дерева, топила «буржуйку» в гостиной. К концу 1919 года положение стало отчаянным, по настоянию друзей она временно поместила детей в Кунцевский приют, где тяжело заболела старшая дочь и умерла младшая.
Ариадна и Ирина Эфрон. Москва, 1919
Индевеющие стены больше не хранили тепла, дом постигало медленное разрушение и запустение. Его обитательницы кочевали, перебираясь то в кухню – самое теплое место в доме, то в «чердачную», бывшую комнату мужа («Чердачное» же – заглавие прозы поэта о быте в красной Москве), то – после «уплотнения» – в нижние комнаты.
Но в разоренный и обветшавший цветаевский дом продолжали тянуться люди, привлекаемые магнетической личностью хозяйки. Здесь бывали князь С. Волконский и большевик Б. Бессарабов; писатели Б. Зайцев, И. Эренбург, Е. Ланн; художники из соседнего «Дворца искусств» на Поварской – Н. Вышеславцев и В. Милиоти; режиссеры В. Мчеделов и В. Бебутов; поэты Вяч. Иванов, К. Бальмонт, Э. Миндлин и другие. Приходившие в гости друзья приносили кто охапку дров, кто горсть табаку, кто несколько картофелин или карточку дарового детского обеда, и Цветаева тоже делилась с ними последним, кому-то давала временный кров, кому-то посвящала стихи...
Летом 1921 года Цветаева через Эренбурга получила долгожданное письмо от мужа, из которого узнала, что Сергей после войны оказался за пределами России и мечтает увидеть ее. «Благая весть» – цикл стихов Цветаевой, вызванный к жизни счастливым известием и надеждой на встречу. В следующие полгода Цветаеву впервые публикуют в эмигрантской печати – «Современные записки» в трех номерах знакомят русский Париж с новым, уникальным поэтическим голосом. На сборы, хлопоты о визах и средствах на дорогу у Цветаевой ушел почти год, и лишь в мае 1922-го она с дочерью покинула Борисоглебский, уверенная, что прощается с родиной навсегда.
М. И. Цветаева, Прага. 1923
С 1914 до 1922 года созданы сотни лирических стихов, шесть романтических пьес, четыре поэмы, переводы, прозаические эссе, эпистолярное и дневниковое наследие. Публикаций в периодике и альманахах за эти годы не более двух десятков, всего около 70 стихотворений, еще реже случались публичные выступления поэта – в залах Политехнического музея, Консерватории, Дворца искусств. Книги Цветаевой не выходили 8 лет – с 1913 по 1921 год, на исходе войны она изготовила одиннадцать маленьких рукописных сборников для продажи в «Лавке писателей». Среди холода, лишений, страха за жизнь мужа, ночных обысков, теснивших Цветаеву новых «постояльцев» она успевала заполнять одну рабочую тетрадь за другой. Написанное за эти годы частично опубликовано при жизни автора в десяти поэтических книгах, изданных в начале 1920-х годов в Москве, Берлине, Праге и далеко не исчерпавших весь объем созданного. В стенах дома в Борисоглебском сложилось цветаевское художественное сознание, совершены ее открытия в области русского стихосложения, сформировался особый стиль ее прозы. Количество и масштаб пережитых событий, созданных здесь произведений превратили эти несколько лет в эпоху, а Цветаеву – в значительнейшего поэта своего поколения.