Театр Марины Цветаевой. О выставках, которые обязательно нужно посмотреть
31 августа 2016 г.
IT BOOK: Книги. Люди. Эмоции.
Как водится, в сентябре открывается театральный сезон, стартуют новые выставки, культурная жизнь в очередной раз оживает после летнего затишья. Начать осенний марафон мы советуем визитом в старинный дом в Борисоглебском переулке – Дом-музей Марины Цветаевой. Это особенное и совершенно волшебное место, кажется, время здесь остановилось, и о суете современной московской жизни напоминают лишь сигналы машин и гул, доносящийся через открытые окна. Сейчас в Доме-музее проходят фондовые выставки, решенные в новой художественной форме благодаря пришедшей в музей молодой художнице Василине Харламовой.
"Театр Марины Цветаевой" (куратор – начальник экспозиционно – выставочного отдела Наталья Шаинян). Открывшаяся в День театра, 27 марта, в пространстве бывшей кухни мемориальной квартиры, выставка представляет уникальное явление – театр, созданный поэтом в драматургии и в самой жизни; образы и сюжеты ее стихов, пьес и позднейшей прозы, прототипами которых стали ее современники и друзья, актеры и режиссеры Серебряного века. Выбор пространства – внутри квартиры – определялся обстоятельствами тогдашней жизни поэта и логикой движения сегодняшних гостей дома.
Рассказ о событиях послереволюционной жизни Цветаевой – в одиночку, без мужа и даже без вестей о нем, сражавшемся в Белой армии, в тяжелейших условиях "военного коммунизма", в борьбе за жизнь двух маленьких дочерей – не будет полным без "театрального романа", расцветавшего параллельно. После революции Цветаева сблизилась с кругом актеров Второй и Третьей Студии МХТ, им посвящала стихи, для них создавала пьесы, о них много лет спустя написала последнюю свою крупную прозу "Повесть о Сонечке".
Однако ее интерес к театру не исчерпывался этим тесным общением и не ограничивался временем Гражданской войны. Со времени своей ранней блистательной молодости Цветаева уже окружена людьми театра: Волошин, ее первый рецензент – яркий театральный критик, ее муж, Сергей Эфрон, и его сестры – увлеченные театром люди, благодаря которым Цветаева оказалась за кулисами театра Александра Таирова и влюбилась в Камерный театр. Позже, уже в канун эмиграции, оставив пестрый театральный круг и даже публично отрекшись от театра, Цветаева все же не могла преодолеть обаяния людей театра, из которых самым притягательным оказался князь Сергей Волконский – бывший директор Императорских театров, "лучшая дружба за жизнь".
По мысли куратора выставки Натальи Шаинян, театр Цветаевой, так и не шагнувший на сцену при жизни автора, не ограничился драматургией. Он принял сложные формы театрализации жизни, тотального карнавала, творения собственного бытия как театрального представления и осмысления себя и окружающих как персонажей в великой пьесе жизни. Такое понимание жизни-карнавала продиктовало и решение выставки – лаконичное и смыслово насыщенное. Выбеленное пространство по периметру занимают десять макетов, все вместе являя некий идеальный образ цветаевского театра, возможного замысла его. В то же время, каждый макет – это отдельный сюжет и герой, обусловленный биографией поэта. Внешняя поверхность макетов максимально информативна – фотографии, копии автографов, документов – в том числе любезно предоставленные музеями МХТ и Театра им. Евг. Вахтангова – сообщают о том или ином персонаже, связанном с театром и значимом для Цветаевой. Внутри макетов, в пустоте, оставляющей простор воображению, этого героя представляют условная фигурка и мемориальная вещь, "играющая" своего персонажа, символически, ассоциативно представляющая его. Это может быть предмет, имеющий непосредственное отношение к герою – акварель авторства Максимилиана Волошина в макете, ему посвященном, или же программа к спектаклю "Зеленое кольцо", где последнюю свою роль сыграл Алексей Стахович, один из пайщиков МХТ – в макете о нем. Или же совсем условно – принадлежавшая Цветаевой кофейная чашечка с наполеоновской монограммой и портретом Жозефины "играет" Владимира Алексеева, вахтанговца, вскоре погибшего на фронте, но дорогого и значимого для Цветаевой не меньше, чем фигура Наполеона в ее юности.
Лаконизм, метафоричность, смысловая насыщенность – эти приметы стиля художницы Василины Харламовой ярко проявились во второй ее работе, ставшей главным событием года в выставочной жизни музея. "В кольце перевода. 1941" (куратор – старший научный сотрудник Елена Ильина) – выставка, рассказывающая о годе начала войны в СССР, который стал последним в жизни Марины Цветаевой и Сергея Эфрона. Куратор Елена Ильина вместе с коллегами нашли центральный образ выставки, который подсказал первый и самый крупный экспонат – мемориальный дорожный сундук из семьи Тарковских. Арсений Тарковский – важнейший собеседник последнего года жизни Цветаевой, тот, кому в ответ на его стихи написано последнее ее стихотворение "Все повторяю первый стих…". Сундук встречает всех входящих в качестве эпиграфа к выставке, расположившейся в самом большом зале музея на первом этаже. Пространство зала сужено – черная стена в метре от входа создает впечатление тупика, дает физическое ощущение конца и безысходности. Сквозь черное поле стены проступают белым строки важнейшей работы поэта того времени – перевода бодлеровского "Плаванья", ставшего философским завещанием Марины Цветаевой.
Черные витрины – шесть блоков, последовательно рассказывающих о важнейших темах 1941 года в жизни Цветаевой: "Переводы" – этот вид литературной работы стал основным в конце жизни поэта; "Ариадна и Сергей" – дочь и муж были арестованы с 1939 года, денежные переводы – единственная нить связи с ними; "Мур. Москва" – сын-старшеклассник, взрослевший в чужеродной для него советской среде, был последней опорой, державшей в жизни Цветаеву; "Современники" – писательское окружение; "Елабуга" – хроника трагического ухода из жизни; "Архив" – главный предмет заботы детей и близких Цветаевой после ее гибели, единственное, что уцелело от поэта на земле. В каждую витрину вмонтированы наушники с записями мемуарных и дневниковых свидетельств происходившего, но главное – потайные ящики, двойные донца и их содержимое, которое позволяет каждому посетителю вступить в свой, сокровенный диалог с историей. Предметы из фондов музея дополнены уникальными, порой впервые представляемыми зрителю документами из Центрального архива литературы и искусства.
Рукописи поэта – от переводов лермонтовских стихотворений на французский язык, ставших первой работой по возвращении из эмиграции, до страшной чистопольской записки "В Совет Литфонда", где Цветаева просит принять ее судомойкой в столовую – за четыре дня до гибели. Серебряные рюмочка и чайные ложки, купленные у осиротевшего Мура Асеевыми. Открытка Ариадны из лагеря тетке в Москву, с главным вопросом – о судьбе материнского архива. Издание шекспировского "Гамлета" в переводе Бориса Пастернака, присланное им Ариадне Эфрон в рязанскую ссылку вместе с денежной помощью. Последняя фотография Марины Цветаевой, с сыном и московскими знакомыми – Лидией Либединской и Алексеем Крученых, на прогулке в Кусково – "первая красота" за два года после эмиграции, ставшая последней. Копии дел Ариадны и Сергея Эфрон, рукописи Арсения Тарковского, адреса московских скитаний до эвакуации – это лишь часть предметов, таящих в себе узлы судьбы поэта, ее близких и современников. Обращаясь к витринам-«сундукам», в которых запрятан год из жизни Цветаевой и ее семьи, зритель может «разархивировать» историю, вступить с ней в личное, живое, эмоциональное общение.
Обе выставки обозначили новый рубеж в выставочной жизни музея, стали опытами нового образного языка, нового способа разговора со зрителем, открытием новых тем и интерпретаций, и, конечно же, весомым поводом прийти в музей.
Источник: